Не получается вернуть режим на место, а если пойти спать как раньше, то просыпаешься чуть ли не бодрячком среди ночи. Ещё есть какие-то неосознанные страхи от необходимости сна. Как будто проснёшься — и всё станет ещё хуже, чем было. Поэтому лучше не ложиться или ложиться только когда очень хочется.
Жизнь не налаживается. Всё самое лучшее было в 2009 году, а потом — на первом курсе. Но тех людей рядом уже нет, и пусть даже они не изменились, то живут очень далеко. А некоторые изменились настолько, что ушли работать в московский православный институт. П. меня справедливо избегает, А. живёт в США уже седьмой год, К. в Москве, но у неё личная жизнь. В этом городе остался один человек, благодаря которому я всё ещё жива, но и тут предвкушаю эпичный разрыв от бесконечных претензий о том, какая я хуёвая. И так, судя по всему, будет со всеми, кто попытается связаться со мной.
Может быть, Д. меня поймёт, но я не смогу к ней обратиться. Надеюсь, нам снова организуют курсы английского, и мы будем видеться хотя бы там.
Хочется верить, что я не сдохну и не наложу на себя руки до четверга, доеду до Питера, послушаю живьём Saturnus, а потом пусть делают с моим трупом что хотят. Или психану и поеду в Петергоф к А., но это вряд ли, потому что ему от меня нужно только одно. Но четверг всё ещё так далеко, что страшно.
Я не знаю, чего хочу от людей. Просто хочется, чтобы не хотелось рыдать. Но в этом никто не поможет, хотя я постоянно надеюсь.